Интервью

Евгений Громов: «Функция исполнителя – быть медиумом»

07 ноября 2011

Евгений Громов примет участие в проекте «Рождественские встречи: Три Пиано» 4 декабря в Национальной филармонии. Пианист выступит с сольным номером, а также в ансамблях с выдающимся певцом Анатолием Кочергой и солисткой Национальной оперы Лилией Гревцовой. О своих музыкальных увлечениях, о том, над какими проектами сейчас работает, а также о стимулах творческой самореализации Евгений Громов рассказал в своем интервью для сайта фестиваля "Сходы до Неба".

– У многих сложился образ тебя как артиста, исполняющего преимущественно современную музыку, хотя это не совсем так.

– Это, мягко говоря, совсем не так. Для меня все музыкальные разграничения и «....измы» условны и относительны. Меня всегда интересовало качество музыки и то, насколько она мне близка. Исходя из этого, когда я принимаюсь за подготовку новой программы (классической, романтической либо современной, а чаще смешанной), я все время нахожу определенные узловые точки и пересечения. Вся европейская музыка, на мой взгяд, находится в одном широком русле, как бы в одной традиции, формы изменяются, но суть одна и та же. Я убежден, что если бы Гайдн жил в ХХ веке, он не прошел бы мимо, скажем,  джаза, ибо в его музыке встречаются абсолютно авангардные и немотивированные, с точки зрения его эпохи, элементы, он был колоссальным новатором своего времени. Именно на стыке стилевых, жанровых и интонационных зон мне всегда было интересно строить неожиданные для себя программы.

– Неожиданно твое имя появляется на афишах концерта памяти джазового музыканта Анатолия Алексаньяна 13 ноября в Доме Архитектора. Это для тебя очередной эксперимент поиска музыкальных пересечений?

– Когда я прослушал диск с записью музыки Анатолия Алексаньяна, я вновь убедился, что джаз – явление чрезвычайно широкое и размытое в принципе, т. е. то, что я услышал, не было джазом в традиционном понимании этого слова. Инициатор проекта, Петр Маркман, предложил мне подчеркнуть в своем выступлении импрессионистскую струю в  творчестве Алексаньяна (действительно, в его композициях очевидно утонченное отношение к тембральной стороне с легким восточным колоритом). Я собираюсь показать  истоки музыкального импрессионизма и джаза, в т. ч.  преломление джаза в творчестве выдающихся композиторов-модернистов ХХ века. Я исполню Стравинского, который в 10-е годы ХХ века очень увлекался джазом: Три регтайма, Танго (здесь дух не только джаза, но и мюзик-холла), «Симфонии духовых памяти Дебюсси», которую переложил для рояля друг и секретарь Стравинского Артур Лурье. Помимо этого, несколько популярных миниатюр Эрика Сати, творчество которого давно стало поп-классикой в наилучшем смысле этого слова. 

– Второй проект, в котором ты участвуешь в ближайшее время – «А.Скрябин и русский футуризм». Что он собой представляет?

– Проект посвящен 140-летию со дня рождения Александра Скрябина и моей целю является показать его музыкальное окружение, последователей, то есть контекст, в котором развивалось творчество Скрябина. Будет опять-таки Стравинский, который на начальном этапе своего пути был горячим поклонником композиционных идей Скрябина (от коих впоследствии открещивался), Николай Рославец, в музыкальном отношении ближайшим образом связанный со Скрябиным позднего периода, конечно же, Лурье, а также Александр Мосолов. Скрябин был предтечей вышеназванных композиторов, с одной стороны, и одновременно открыл дорогу авангарду, например Штокгаузену, с другой. Не избежал его влияния и Альбан Берг. Об этом можно говорить бесконечно. На мой взгляд, само построение программы представляет собой некий постепенно проявляющийся текст, который на твоих глазах начинает развиваться, самоорганизовываться, предлагать варианты...

– Благодаря проекту «Три пиано» ты впервые выступишь совместно с Анатолием Кочергой. Насколько это значимо для тебя?

– Я, признаться, очень рад. Восхищен творчеством этого певца! Получил совершенно неизгладимое впечатление от его исполнений «Хованщины» и «Бориса Годунова» Мусоргского под управлением гениального Клаудио Аббадо. Мастерство Кочерги – и вокальное, и актерское (равно как и его импозантный внешний облик) – чрезвычайно созвучны, в моем понимании, драмам Мусоргского. Также я слышал его исполнение «Песен и плясок смерти» Мусоргского – простота и благородство его подачи текста и мощь экспрессии восхитила меня  в высшей степени. Конечно, для меня большая радость выступить с этим выдающимся артистом .

– Твоя насыщенная концертная жизнь свидетельствует о том, что ты реализовываешь себя в этой стране на все сто процентов. Неужели не имеют значения географические, социальные, наконец, политические реалии?

– Совершенно верно, для меня абсолютно не важно, где ты находишься, кто тебя окружает. Я скажу банальную вещь: нужно просто любить музыку. Если она является твоей жизнью, тотально определяет твои интересы, ты не можешь не участвовать в этом процессе целиком и полностью. И это не зависит ни от чего – ни от статуса, ни от зала, ни от страны, в которой ты находишься, ни от музыки, которую исполняешь. Я был свидетелем выступлений уличных музыкантов, которые играют с полной отдачей и у слушателя возникает ощущение настоящего драйва. Когда что-то тебя глубоко волнует и возникает накопление энергии внутри тебя, эта энергия постоянно ищет выхода. Нужно также иметь довольно большое доверие к слушателю. Но и быть готовым к непониманию публики, и не особо этим расстраиваться, равно как и не сильно радоваться каким-то там своим успехам. На самом деле, подобного рода мысли меня совершенно не занимают. Я просто настолько многое люблю в музыке, что, в меру своих способностей, хочу прикоснуться к ней и передать своё восхищение другим. Многие музыкальные шедевры очень сильно украсили мою внутреннюю жизнь, и я считаю своим долгом попытаться передать эту красоту другим, чтобы это их как-то ободрило, обрадовало, очаровало, потрясло… При всем этом я чувствую исполняемую музыку как бы вне себя. Общаясь со многими музыкантами, я заметил, что человек, который замыкается на собственной значимости (зачастую воображаемой), тут же теряет. Но тот, кто находится в безграничном и неиссякаемом музыкальном потоке, понимает, что это идет не от него. Он просто пустой сосуд или проводник… Я убежден, что функция исполнителя, композитора – быть медиумом, проводником определенного рода информации. Успешность исполнения этой роли зависит от степени чистоты и прозрачности передачи, и тогда круг замыкается: «информация» возвращается туда, откуда она пришла.

– Как ты оцениваешь «Сходы до Неба» как проект?

– Этот фестиваль, конечно, стоит особняком. То, что я видел последним – концерт Хворостовского в Киеве – меня порадовало до глубины души. Притом, что все те романсы, которые он исполнял, знаю в исполнительских деталях. Понятно, что Хворостовский – выдающийся певец, но меня заинтересовало и остальное. Я получил наслаждение от вечера в целом, от самой атмосферы, все было безупречно – и организация, буклет замечательный. Фестиваль интересен, прежде всего, своей открытостью новым и нетрадиционным идеям. Не важно, в каком  жанре или формате. Главное, чтобы все было сделано талантливо, со вкусом и на уровне. И тогда событие становится незабываемым. Концерт Хворостовского это подтвердил. Талант, темперамент, воздействие на публику – все это было, а если это окутано еще красотой и женственностью, то добавить нечего… Самое важное, конечно, увлеченность делом, которым занимаешься. Но, познакомившись с командой фестиваля, я понял, что увлеченности вам не занимать. 

Беседовала Олеся Найдюк