Интервью

Дмитрий Найдич: «Моя роль в том, чтобы оживлять традицию»

03 декабря 2011

Дмитрий Найдич – композитор, пианист, импровизатор – о статусе джаза в современном музыкальном мире, о школе джаза в Украине, джазовой традиции в контексте традиции классической музыки, воздействии национальной культуры и менталитета. 

– Сегодня джаз утратил свои социальные функции: он перестал быть музыкой протеста. Какой сейчас статус джаза?

– Действительно, исторически джаз ассоциировался с протестом чернокожих американцев против их положеня в обществе. Поэтому джаз – музыка оппозиции, музыка свободы по сравнению с социальной системой несвободы. Но роль оппозиции многогранна. С одной стороны, социальный аспект. С другой – джаз является в каком-то смысле оппозиционным внутри традиции классической музыки, где устоялся невероятно зажатый, консервативный подход ко всему. Это необычайно высокая и мощная традиция; вес истории, вес ответственности перед исполняемым композитором здесь настолько сильный, что иногда это убивает свободу и непосредственность подхода вообще к музыке. Ведь музыка должна быть, прежде всего, средством общения с публикой. Исполнение классической музыки фактически стало ритуалом: не дай бог сыграть не так как это принято. До ХХ века импровизационность присутствовала в профессиональной музыке – исполнитель был также импровизатором, композитором. Постепенно это исчезло. Но именно этот аспект мне интересен, джаз для меня всегда был и остается элементом свободы, способностью и возможностью быть одновременно композитором, импровизатором и исполнителем. В классике это уже фактически не принято.

Но, по большому счету, джаз на сегодняшний день, как и классическая музыка, ушел в историю. Это не актуальная музыка. Я говорю несколько провокационно, но в этом есть доля правды. Тот период, когда джаз был революционным – прошел. Сейчас это установленный язык, и лишь исторические подоплеки позволяют считать его музыкой протеста.

– Можно ли говорить о национальной специфике джаза, насколько принципиально отличаются французский джаз, польский джаз, российский джаз?

– Конечно, специфика каждого народа отражается на всей его деятельности – как интеллектуальной, так и артистической; естественно, отражается история, традиция, темперамент, направление мышления. Но понятия «французский джаз», «польский джаз» и т.д. очень относительные. Существует явление, которое можно назвать общим понятием: европейский джаз. Воздействие национальной культуры происходит непосредственно всюду (если ты – украинец, будешь дышать и думать по-украински). Но многие музыканты играют джаз и ничего национального в этом нет.

Я использую в своих композициях украинские архаические песни, потому что мне это интересно, и я это очень люблю. Это богатство невероятное, сказочная сила, сила нашей земли и правда нашей истории. Мне кажется, эффект очень интересный, когда «окультурить», добавив элементы джазовые, классические, современные… Это называется метисаж (от метис, как смесь разных кровей), а в музыке – смесь различных музыкальных культур и направлений. Это очень распространено в мире. Но мода на метисаж связанна, в основном, с разными южными культурами, которые основаны на празднике, танце, радости. А наша – славянская – бесконечная тоска не всегда интересна европейскому слушателю, т.е. это интересно, но может шокировать. Уже сама манера фольклорного пения у нас – она терпкая, землистая, шершавая. Я не знаю, кто это делает еще в мире. Но я это делаю, сотрудничая с украинскими фольклористами – певицей Сусанной Карпенко и скрипачом Сергеем Охримчуком. В общем, это проект, который я буду всю жизнь делать. Но это все равно мой личный, индивидуальный проект. Он не характеризирует украинский джаз. Вообще, джазовый музыкант, как и любой другой музыкант – это личность, в первую очередь. Мы всегда причастны к какой-то культуре, но при этом всегда важна индивидуальность. Поэтому понять, что есть следствие принадлежности к какой-то социальной или культурной группе, а что есть индивидуальность – это всегда сложно.

– В Украине есть джазовая школа?

– Нет. Но это не мешает каждому человеку, интересующемуся джазом, себя «сделать». Школы нет – не значит, что нет музыкантов. Украинский джаз для меня – это сумма индивидуальностей, которые за счет своего таланта и личной работы вышли на орбиту. О школе говорить нельзя, потому что этого не было ни в училище, ни в консерватории. Сегодня все поменялось, но не сильно. Мы всегда были и, по большому счету, остаемся за железным занавесом – тогда это было связанно с политикой, а теперь с другими обстоятельствами.

Для того, чтобы научиться играть настоящий джаз, надо ехать в Нью-Йорк. Но, если говорить о столицах мира, где джаз обосновался серьезно, то Париж входит в эти столицы мира. Многие американцы жили и живут во Франции, влияние американской школы было очень сильным – там было все: и записи, и клубы, американские музыканты играли вместе с французскими музыкантами.

 – Джазовые импровизации внутри классических произведений – одна из особенностей вашей игры, исполнительского стиля. Насколько это принято вообще в мире?

– В общей тенденции не принято. Но некоторые (таких людей очень мало) это делают, несмотря на традиции. Таких пианистов в мире я знаю несколько, хотя их на самом деле больше. В принципе в традиции классической музыки это не принято. И в этом моя роль, чтобы эту традицию немного расшатывать, оживлять. Потому что классическая музыка закомплексовалась, законсервировалась невероятно. Кроме этого, она сейчас приблизилась к некоторому социальному классу, она ассоциируется с буржуазной культурой. Это отнюдь не демократическая музыка. Массы слушают радио и телевизор, а элита ходит в оперу. Но, в целом, это связанно с определенной формой снобизма: ходить в оперу, потому что это престижно. Кроме того, в Европе это очень дорого, не каждый может позволить себе купить билет, который стоит от 50, 100, 150 евро. Поэтому в классике нужно соответствовать имиджу и, не дай бог, не шокировать публику. Это действительно очень жесткая традиция, и я ее расшатываю, как могу. На самом деле, это вопрос вкуса. Все может быть сделано, если это хорошо сделано. Взять, например, Моцарта: если его сыграть в сопровождении какого-то регтайма, это будет вульгарно и не интересно. Я же всегда пытаюсь находить какие-то органичные связи с современным мышлением. В последний раз я импровизировал с целым рядом барочных произведений – Гендель, Скарлатти; я вставлял импровизации в пьесы, но это не был джаз. Я всегда мыслю широко в смысле стилистики – импровизируя, например, на темы Генделя, моя цель делать не просто джазовую версию, а, отталкиваясь от материала, импровизировать, добавляя средства более современные, и это может быть все – и романтизм, и джаз, и более современное музыкальное мышление.

– Как восприняли предложение выступить на фестивале «Сходы до Неба»?

– С удовольствием. Для меня всегда было грустной констатацией, что приходится играть всюду, кроме Украины. В этом смысле, концепция фестиваля – привлечь значительных музыкантов со всего мира – уже интересна. И это очень приятно, что есть желание популяризировать музыкантов, которые, может быть, не получили бы другой такой возможности выступить на Украине.

Беседовала Олеся Найдюк